Подпишись и читай
самые интересные
статьи первым!

Философия шахматной игры. Шахматы — интеллектуальное искусство

Когда появились шахматы, точно не знает никто. Известно лишь, что произошло это в Индии не позднее VI века н.э. Но и на этот счет полного согласия нет.

По одной из версий, техника гадания, выработанная в Китае в VI–I вв. до н.э. для определения баланса между энергиями инь и ян, составила основу чатуранги, игры, являющейся прообразом современных шахмат (на санскрите «чатуранга» означает «четыре рода», т. е. войско с четырьмя родами оружия: колесницы, слоны, конница, пехота). В чатуранге, по свидетельству Бируни (Индия, XI в.), целью являлось истребление сил противника, а не объявление мата королю. Но в китайской литературе первые известные нам сведения о шахматах появляются в VIII в. н.э.

Видимо, гаданием на 64-клеточной доске занимались и древние этруски: в их мифологии упоминалось о волшебном коне-скакуне, покрывающем за 64 скачка все небесное пространство (в шахматах конь может за 64 хода обойти всю доску).

Через Иран шахматы проникли в арабские страны. На Ближнем и Среднем Востоке игра приобрела название «шатранг» (персидск.) или «шатрандж» (арабск.). В персидской притче-новелле «Деяния Ардашира Папакана» (около 600 г. н.э.) говорится, что ее герой проявил высокое мастерство «при игре в мяч, езде верхом, в шатранге, на охоте и в других состязаниях». «Оксфордский справочник по шахматам» (1984 г.) приводит эту цитату как «первое упоминание о шахматах в мировой литературе». Но другие источники (например, справочник Г. Голомбека) считают, что еще раньше шахматы упоминались в индийских поэмах VI в. «Васвадата» и «Хартахарита».

«Некоторые несомненно подлинные шахматные фигуры, обнаруженные при раскопках в Италии, определены как восходящие ко II в. н.э. Хотя никто не подвергает сомнению научную добросовестность и профессиональную квалификацию археологов, совершивших это открытие, их выводы о принадлежности фигур к столь ранней эпохе обычно воспринимаются скептически. В случае если они подтвердятся, придется переписывать всю историю шахмат» (Г. Голомбек).

Персидский поэт Фирдоуси, живший на рубеже X–XI вв., неоднократно описывал в своих произведениях шахматы, а в одной из поэм рассказал о прибытии ко двору персидского шаха Хосрова I посланников индийского раджи с подарками, среди которых находилась игра, изображающая картину битвы двух армий.

Говорят даже, будто бы шахматы изобрел Паламед - один из греческих царей, принимавших участие в осаде Трои (около 1250 г. до н.э.). Играя в шахматы, Паламед проник конем в лагерь соперника, и именно это навело его на идею «троянского коня», принесшего грекам победу в войне. Однако никаких упоминаний о шахматах в Греции того времени нам не известно.

Оксфордский справочник по шахматам гипотезы об их происхождении классифицирует:
1. «Военные»: обучение стратегии, от скуки при длительной осаде, для снятия напряжения.
2. «Утешительные». Так, поэт Фирдоуси (940–1020 или 1030) в своем эпосе «Шахнаме» писал, что шахматы обязаны своим происхождением индийским мудрецам, создавшим эту игру с целью утешить вдовствующую царицу Першнари (букв. «красавица с ангельским лицом») и отвлечь ее от горестных мыслей о погибшем в сражении сыне.
3. «Соревновательные».
4. «Мирные» (в качестве альтернативы войне при решении спорных вопросов).

С завоеваниями арабов шахматы проникли в Испанию и Италию - первые страны Западной Европы, где они стали известны в VIII–IX вв. Из Испании шахматы проникли во Францию, а из Италии в Германию. Затем они попали в Англию. Об их быстром распространении и росте популярности свидетельствует тот факт, что многие старинные роды начали украшать свои гербы изображением шахматных фигур или шахматного поля.

По поводу проникновения шахмат в Россию общепринятой гипотезы нет. Д. Саргин считает, что шахматы впервые появились на Руси в результате торговых и культурных связей с востоком еще до завоевания Ирана арабами, т. е. не позднее VII в. И. Савенков полагает, что шахматы могли проникнуть с Востока Каспийско-Волжским путем (VIII–IX вв.). В 1876 г. шахматный листок (выпускавшийся сильнейшим шахматистом России того времени М. Чигориным) писал: «Россия приобрела эту игру не от Запада, а непосредственно из Индии, что доказывается русскими названиями шахматных фигур».

Упоминания о шахматах встречаются в русских былинах: «Садко...», «О добром молодце Василии Буслаевиче...». Интересно, что умение играть в шахматы считалось отличительной чертой характера богатырей, воспетых в былинах. Исходя из археологических находок проф. Арциховского в Новгороде можно считать, что в X–XI вв. сначала на территории южной России, а затем на севере шахматная игра стала известна восточным славянам.

Часто, говоря о рождении шахмат, рассказывают приводимую ниже легенду, хотя, по оценке некоторых ученых, она существенно старше шахмат (около 1000 г. до н.э.) и, возможно, относилась сначала к другой настольной игре.
Индийский властелин Схерам не отличался ни большим организационным талантом, ни умением управлять, а потому в короткое время довел государство до разорения. Тогда брамин мудрец Сесса, желая сделать тактичное замечание королю, придумал игру, в которой король не может ничего достичь без помощи других фигур и пешек. Шахматы произвели на короля впечатление, и, желая отблагодарить Сессу, Схерам обещал его наградить всем, что тот пожелает. Сесса, решив преподать королю урок скромности, попросил, казалось бы, небольшое вознаграждение: выдать ему пшеницы, чтобы на первую клетку доски положить одно зернышко, на вторую - два, на третью - 2х2, на четвертую - 4х2 и т. д. (в порядке геометрической прогрессии на все 64 клетки шахматной доски). Властелин согласился, радуясь, что так легко отделался. Но когда из амбаров начали поставлять зерно, то выяснилось, что желание мудреца выполнить невозможно.
При подсчете получилось, что на 64-ю клетку пришлось 87 076 425 546 692 656 зерен, а общее количество зерна, составляющее сумму чисел, возведенных в степень от 0 до 63 (1+21+22+23+24 и т. д.) составляет 18 446 744 073 709 551 615 зерен. По одной из прикидок, это 922 337203 685 м 3 пшеницы, считая, что на один м 3 зерна 20 миллионов зерен (на один см 3 - 20 зерен). Для получения такого количества зерна следовало бы восемь раз засеять поверхность Земли и столько же раз собрать урожай.
Перельман в книге «Живая математика» дает иной подсчет: 1 м 3 пшеницы содержит около 15 млн зерен. Требуемое брамином количество пшеницы составило бы 12000000000000 м 3 . Если бы построить амбар для этого количества зерна: 4 м высоты и 10 м ширины, - то его длина составила бы 300000000 км, т. е. в два раза больше, чем расстояние от Земли до Солнца.

Шахматы в известном нам виде сформировались на рубеже XV–XVI вв. Деление доски на темные и светлые квадраты вошло во всеобщее пользование в XVI в. Раньше играли на одноцветной доске, разделенной на квадратные клетки. Одноцветная доска до сих пор используется на Дальнем Востоке. В арабских шахматах (как минимум, до начала XIII в.) ферзь передвигался только на одну клетку по диагонали. Слон ходил по диагонали через клетку, он мог перепрыгивать через фигуру.

В период средневековья во многих христианских странах шахматы преследовались - возможно, потому, что превратились в азартную игру, что лишало их благородных черт. Но с XIII века шахматы используются как одно из средств рыцарского воспитания. Шахматы по неписаному статуту входят в число семи «рыцарских добродетелей» наряду с ездой верхом, плаванием, владением копьем, фехтованием, охотой, искусством слагать и петь стихи.

Самый знаменитый труд средневековья о шахматах - трактат на латинском языке Якова Цессолиса. Книга, написанная в конце XIII в., имеет нравоучительный характер, а шахматы в ней используются в качестве повода для изречения сентенций и назиданий морального, общественного, религиозного и политического свойства. Этот труд был распространен в многочисленных рукописных копиях на латинском, немецком, французском, чешском и других языках. В крупнейших европейских библиотеках находятся по несколько экземпляров этой книги (например, в Праге - девять).

История шахматных состязаний насчитывает уже много веков.

Современный германский историк Гельмут Фаустин документально установил, что одно из первых официальных шахматных соревнований в Европе состоялось в немецком университетском городе Гейдельберге в 1467 г. Турнир в Гейдельберге способствовал росту популярности игры в Германии, хотя центр шахматной жизни позже переместился в Нюрнберг. С 1477 г. шахматные турниры стали проводиться столь же регулярно, как и состязания миннезингеров. Существовало две категории шахматистов: мастера и подмастерья. Турниры продолжались до начала Тридцатилетней войны 1618–1648 гг., после которой шахматная жизнь в Германии пришла в упадок.

В 1616 г. герцог Август фон Брауншвейг-Люнебург, скрывавшийся под псевдонимом «Густав Селенус», в книге «Шахматы, или Королевская игра» писал: «Эти русские, или московиты, очень хорошо и усердно играют в шахматы. Они так искусны в этой игре, что, по моему мнению, другим народам крайне трудно с ними соперничать».

В 1815 г. шахматы были объявлены обязательным предметом в Военной академии датской армии в Копенгагене. В обоснование этого решения начальник академии докладывал военному министру, что «игра, в которой существует около 72000 различных способов сделать первые два хода, не может не быть полезной для будущих офицеров с точки зрения выработки у них быстроты реакции на быстро меняющуюся ситуацию».

28 марта 1873 г. состоялся первый матч между сборными командами шахматистов двух крупнейших британских университетов - Оксфордского и Кембриджского. С этого времени они проводятся регулярно.

В Германии широкую известность приобрела «шахматная» деревня Штребек (Штропке). О ее истории и традициях существует немало легенд. Согласно одной из них, она существует уже около 1000 лет. В 1823 г. в местной школе было введено преподавание шахмат (с 3 класса). Еще один рассказ повествует о том, что посватавшийся к местной невесте должен был «выиграть» ее за шахматной доской у ее родителей. В случае проигрыша партии претендент не только получал отказ, но и выплачивал денежный штраф. Нередко родители передавали роль экзаменатора деревенскому старосте - по традиции, сильному шахматисту. Это обеспечивало общине Штребек неплохой доход.

С 1886 г. (с матча Стейниц - Цукерторт) проводятся соревнования на звание чемпиона мира по шахматам. Правда, после того как чемпионом мира стал Каспаров, претенденты разделились, и последние розыгрыши звания проводились по двум независимым лигам (получалось два разных чемпиона мира). Сейчас ведутся переговоры об их объединении. Остается надеяться, что последующая история шахматных состязаний будет единой.

«Я никогда не слыхал, чтобы виртуоз-математик, выступающий в варьете, плохо производил свои сложения, умножения и т. д. из-за отсутствия подходящего настроения. Но как раз от художника, нервная система которого реагирует тончайшим образом, нельзя требовать, чтобы он во всякое время достигал совершенства» Рети

‘Благородная игра — шахматы. Благородная необыкновенной, философской стройностью. Ее глубины открываются только для посвященных, и чем глубже вы постигаете ее, тем более широкие горизонты открываются перед вами. Как в философии, как в математике, как в поэзии.

Один умный человек сказал, что шекспировские драмы никем не написаны: они такое же произведение природы, как воздух, вода, солнце. Точно так же и шахматная игра не сочинена никем: она управляется теми же законами, повинуясь которым всходит и заходит солнце, растет дуб и поет соловей. В ней нельзя ничего прибавить и ничего убавить’.

До настоящего времени было почти общераспространенным мнение о шахматах как о явлении исключительно умственного, рационального порядка.

Только за последние годы начало оформляться иное понимание их сущности, вскрывающее в них черты искусства.

Полученные нами результаты экспериментов дают одинаковое основание, чтобы характеризовать шахматы, как признаками знания (интеллекта), так и признаками искусства (творчества, образов). Мы не можем более точно формулировать это соединение, как только положением о том, что шахматы представляют собою интеллектуальное искусство. Их интеллектуалистическая, рациональная природа в яркой форме выявлена общей созерцательною психологией шахматного мастера и присущей ему значительной силою синтетического мышления и представления. Их принадлежность к миру искусства с неменьшей яркостью засвидетельствована не только необъятными творческими перспективами, раскрытыми перед всяким игроком, но и интуитивными, «форменными» моментами игры и, наконец, наглядно-созерцательным материалом, лежащим в основе всей ее сложной мыслительной стратегии.

Здесь лежит и огромное различие между шахматистом и математиком. И тот и другой должны обладать сильно развитой способностью обобщения и абстракции. Но у математиков еще более важное место занимает способность анализа, сравнительно мало проявляющая себя в психо-механике шахматиста. Кроме того, у математика его абстракции всегда остаются только абстракциями, т.е. обезличенными объединениями абсолютно-однородных, «отрешенных» единиц — у шахматиста же его обобщения производятся в пределах реального и всегда остающегося для него в силе разнообразия индивидуальных характеров отдельных фигур и отдельных полей. Математик в своих обобщениях является статистиком, шахматист — педагогом и художником. Для математика — все клетки равны, для шахматиста каждая фигура, каждое поле доски — особая индивидуальность. Вот почему только психически-дефективный математик может всерьез волноваться от своих цифр. Наоборот, только психически-дефективный шахматист может не волноваться во время игры. Вычислительные способности всякого математика не могут колебаться изо дня в день. Игра шахматиста — колеблется непрерывно. По связи с этим мы не можем не остановиться на резко бросившейся нам в глаза и зафиксированной в наших протоколах, по показаниям ряда мастеров-шахматистов, роли объективных факторов в шахматной игре.

Что сила игры шахматиста не есть величина постоянная, — это сами шахматисты и их наблюдатели уже давно хорошо знают. Однако, относительно причин этого явления существует значительное разнообразие мнений, если не вообще отсутствие их. Общая неопределенность всех, тех объяснений, какие даются обыкновенно моментам неуспеха, постигающего нередко крупнейших шахматистов в состязании даже с гораздо более слабыми партнерами, нашла себе специальную терминологию: о шахматном маэстро, который играл в турнире неудачно, говорят, что он был «не в форме». Наблюдения, произведенные лабораторией, вскрыли целый ряд моментов, обусловливающих собою это состояние и отчасти открывающих поэтому для нас загадку случайных шахматных побед и, главным образом, временных поражений. Прежде всего необходимо отметить огромную роль чисто локального, местного, географического момента.

Все иностранные шахматисты в общем и целом играли у нас относительно слабее, почти все русские — соответственным образом, относительно сильнее обычной их игры в условиях международных турниров. Это заставляет в ясной и отчетливой форме констатировать факт более выгодного, преимущественного положения в шахматной игре того, кто играет у себя дома, сравнительно с тем, кто играет на стороне, т.е. в чужой стране. Чемпионат Ласкера с Капабланкою и оглушительный успех Боголюбова подтверждают это как нельзя лучше. Провал Шпильмана у нас и сейчас же победа в Земмеринге — еще более подтверждают это. Это совершенно естественно и понятно, если учесть то, как влияет чужой воздух, вода, пища, обстановка жизни и обстановка турнира на всякого иностранца.

В протоколах лаборатории имеются и подлинные заявления такого рода со стороны отдельных представителей турнира (Шпильмана, Эйтса, Рубинштейна и др.), давших целый ряд ценных указаний на основании собственного опыта относительно причин, обусловливающих успех-неуспех в шахматной игре. Это же подтверждается и собственными объяснениями, которые давал Боголюбов своей неудаче в Нью-Йорке.

Другая закономерность, в большей степени субъективного характера, но имеющая строго-объективное значение, заключается в огромном значении субъективного «шахматного» самочувствия игрока, обусловливаемого удачей или неудачей предыдущих турнирных партий. Шахматный игрок, проигравший предыдущую партию, имеет субъективное предрасположение к тому, чтобы проиграть и последующую. Проигрыш 3 — 4 партий подряд оказывает уже в полном смысле слова деморализующее влияние на игрока.

Здесь получается полная аналогия с фактической борьбою и даже войною и полное совпадение «шансов на победу» у шахматного игрока, проигравшего несколько партий, с теми, какие имеет фактический полководец и фактическая армия, потерпевшая несколько поражений. Но не менее полная аналогия имеется здесь и с фактическим творческим путем художника, в прогрессивном развитии (карьере) которого каждый последующий шаг является непосредственно обусловленным предыдущим успехом или неудачею.

Общественно-педагогическая роль шахмат

Полученные нами результаты принуждают нас к существенно иной оценке педагогического значения шахматной игры, сравнительно с тем, что высказывалось о ней некоторыми, затрагивавшими этот вопрос до сих пор. Уже в комментариях к психограмме шахматиста мы дали ответ, — поскольку для этого у нас имелись данные, относительно того, какие свойства шахматного мастера надо считать врожденными и какие — приобретенными в процессе игры. Мы не должны, однако, забывать того, что различие между врожденным и приобретаемым всегда только временное и относительное. Врожденным признается все то, что было приобретено более или менее отдаленными предшествующими поколениями и передается нам но наследству, как готовое достояние.

Это значит, что дальновидная социальная педагогика должна строить свои оценки не только на факторе индивидуальных достижений, т.е. приобретаемого в течение личной жизни, но включать в них все то, что вообще является положительным с точки зрения интересов общественного развития.

Как мы видели выше, психологическими предпосылками шахматного «таланта» являются, по-видимому, более сильно выраженные некоторые общие интеллектуальные и вообще психические функции, каковы: синтетическая сила мышления; не теряющее в своей напряженности широкое, «распределенное» внимание, приспособленное к восприятию динамических соотношений; общий формальный, но в то же время созерцательный, логический, но в то же время не абстрактно-логический, но предметно-логический слад ума, — все эти свойства имеют не только узкое шахматное значение, но и гораздо более широкое общечеловеческое. На этом то, по-видимому, широком психологическом базисе в результате занятия шахматным искусством, вырабатывается та, изложенная нами в психограмме шахматиста, своеобразная организация умственного материала, которая имеет для шахматиста гораздо большее значение, чем чистая функция памяти, воображения и, может быть, даже внимания.

С этой стороны — относительно оценки значения шахматной игры не может быть двух мнений: способность синтеза и обобщения; широкое, чуждое односторонней сосредоточенности, внимание, схватывающее более живую, актуальную (динамическую) сторону объективных отношений, предметность, т.е. своеобразный «реализм» мышления шахматного игрока; наконец, несомненный актуализм игры, со стороны своего чисто психологического содержания, сочетающей — под контролем интеллекта — и эмоциональную и волевую стороны нашей. психики, — оставляя нашу волю полностью открытою для воздействия на внешний мир, — все это заставляет при знать безусловно-положительное значение шахматной игры и той тренировки, которая приобретается серьезным занятием ею.

Поскольку перечисленные качества представляют собою, безусловно, положительные черты характера — шахматная игра становится могучим методом самодисциплины и саморазвития, приносящим пользу не только тем, кто может стать мастером, но и тем, кто этих задатков не имеет: она содействует развитию педагогически — ценных качеств.

Наша положительная оценка массового распространения шахматной игры сама собою освобождает от опасных сторон исключительной и односторонней специализации в области шахмат и только шахмат. Поскольку по полученным нами данным шахматная игра оставляет волю человека свободной и открытой для практической жизненной деятельности, она нисколько не принуждает сама по себе к такой односторонней и исключительной специализации. Поскольку шахматная тренировка — в большей степени, чем какая-либо другая, оказывается находящейся в положительной зависимости от свободных промежутков и интервалов, не заполненных игрою, которые никогда не ведут к понижению силы игрока, но всегда — к ее повышению, — постольку совмещение с шахматами какой-нибудь другой практической (или даже научной) деятельности является даже необходимым. Так, в действительности и бывает в огромном большинстве случаев: не только мелкие и средние игроки, но и большие мастера почти всегда совмещают с шахматной игрою какую-нибудь другую службу или деятельность. Примером этого могут служить и Ласкер (философ), и Капабланка (дипломатический советник), и Алехин (юрист), и Видмар (профессор), и, конечно, почти все мастера шахматной игры, кроме некоторых.

Мы склонны допустить, однако, справедливость мнения, высказанного русским автором, что исключительное самоограничение себя одним только кругом узко шахматных интересов, вследствие обнаруженной в наших экспериментах, исключительной силы драматизма и эмоций, свойственных игре, может приводить к роковым для личности игрока потрясениям.

Это становится особенно ясным, если дать отчетливую характеристику шахматной игры, как явления исключительно интеллектуального, мозгового, головного порядка, — в чем все же, несмотря на описание в этой работе множество факторов, действующих в этой игре, — нельзя не видеть существенной односторонности даваемого ею развития. Само собою разумеется, что интересы здоровья и физического развития, не бесполезного, как мы видели, и для самой шахматной игры, уже не только допускают, но настоятельнейшим образом требуют специального внимания к чисто-физической стороне жизни нашего организма, т.е. физических упражнений, физического труда, гигиены жизни — стоящих так далеко от интересов узко-шахматной тренировки.

Однако, эти добавочные требования не только не суживают, но наоборот, значительнейшим образом расширяют круг тех, кто может быть призван к шахматной игре. Устраняя отрицательные стороны узкой, односторонней специализации, мы тем самым превращаем шахматное искусство в массовое народное занятие, для которого турнирные борцы, мастера и чемпионы, являются только примерами и масштабами для оценки.

Шахматы — безусловно, как по природе своей, так и по истории своего происхождения, — заслуживают того, чтобы стать массовой народной игрой, в большей степени, чем предметом турнирных состязаний, которые, конечно, всегда будут необходимы как образец и стандарт.

Шахматная игра как явление общественной жизни

Доска, разделенная на 64 квадрата. Две партии незатейливых фигур — черных и белых. Каждая из них находится в распоряжении одного из игроков. Передвижение фигур по квадратам доски, регулируемое определенными правилами, и составляет все содержание игры. Задача каждого игрока — поставить одну из фигур противника (главную) в такое положение, чтобы она не могла, по правилам игры, ни передвигаться, ни остаться в занятом положении, но оказалась бы вынужденной сдаться — быть «убитой».

Такова внешняя сторона шахматной игры. Что то простое, почти примитивное, детское. Названия фигур: «король», «слон», «конь», еще более усиливают наивность всего построения игры, близость к детской игре-забаве. Какая бедность фантазии, несерьезность положения! Как будто взяты первые попавшиеся жалкие средства для того, чтобы уйти от действительности, от серьезной, жизненно-ценной работы, достойной времени и сил культурного, взрослого человека.

Но сотни тысяч людей часами и днями просиживают за этой игрой. Получив начало в глубокой древности, игра переживает государства, смены политического строя. Распространение ее не ограничивается ни своеобразием культуры, ни обособленностью сословных, классовых, этнических и государственных группировок, ни особенностями профессии. Философ, математик, дипломат, рабочий, — совмещают со своей специальной жизненной работой увлечение шахматной игрой. Седовласый ученый с не меньшей серьезностью и волнением переставляет фигуры, чем еще только начинающий школу юнец. Прославленные мастера игры пользуются одинаковым признанием и восхищением среди представителей различных стран и классов, являются всемирно известными знаменитостями, имена которых не менее популярны, чем имена знаменитых представителей искусства и науки.

Многочисленные клубы и кружки шахматистов способствуют удовлетворению интереса к этой игре, которой помимо того уделяется место почти во всяких клубах. Связь между отдельными организациями, культивирующими шахматную игру, получает международный характер и находит выражение в устройстве турниров, где состязаются в мастерстве игроки различных стран и где в состязании чемпионов отдельных стран выдвигаются мировые чемпионы шахматной игры.

Широкое распространение игры и серьезная заинтересованность в ней вызвали появление обширной литературы, не уступающей по размерам любому отделу науки. Помимо руководств по обучению шахматной игре, помимо книг, посвященных специальным вопросам, теории и техники шахматной игры, десятки периодических изданий на всех языках разносят новинки шахматного мира. Специально выработанный условный язык дает возможность облегченного международного общения в этой специальной области. После этого не станет удивлять и тот факт, что видные специалисты шахматной игры всю жизнь отдают ей или связанной с ней литературной работе, находя в этом свое жизненное призвание и источник существования.

Приведенные факты ясно говорят о том, что шахматная игра претендует на довольно значительное место в общественной жизни людей.

Поэтому мимо нее не может пройти ни социальная психология, имеющая задачей научное освещение проявлений общественной жизни, ни социальная педагогика, оценивающая эти проявления с точки зрения интерес сов общественного строительства, как средство или выражение культурного развития общества. Первая выясняет внутреннее содержание, характер и природу того или другого явления социальной жизни, его причины и его влияние на отдельные стороны жизни общества и его членов. Вторая дает оценку этому явлению с точки зрения основных задач, стоящих перед обществом и личностью, и указывает средства для его укрепления и распространения или для борьбы с ним.

По отношению к шахматной игре величайший интерес представляет уже самый факт увлечения ею и широкой распространенности ее. На первый взгляд он может показаться прямо загадочным. И лишь психологический анализ игры может объяснить эту странность, раскрыв, — что именно дает личности эта игра, какие стороны личности она затрагивает, каким интересам и потребностям дает удовлетворение. А вместе с этим может быть дан ключ и к тем сокровенным уголкам человеческой психики, откуда произрастает увлечение шахматной игрой и другие подобные явления.

Шахматная игра, отличающаяся строгой определенностью, законченностью, ясностью логической структуры, составляющая любимое увлекательное занятие взрослых культурных людей и сохраняющая наиболее типичные черты игры вообще, может служить ценнейшим материалом и для изучения психологического смысла всякой игры вообще, ее значения в жизни личности и общества, и для определения таких сторон и форм игры, которые надлежит культивировать в интересах общественного развития..

Философия шахматной игры

Как общий вывод из произведенных нами экспериментов приходится указать необычайное разнообразий психических функций, проявляющихся в шахматной игре. При этом все они не упражняются в отдельности, а даны в синтетическом объединении, характерном для естественных жизненных обнаружений. Здесь дано экспериментальное воспроизведение наиболее существенного жизненного явления — борьбы: И в этом воспроизведении выпукло представлена самая суть жизненного процесса — столкновение противоречий. Больше того, эта борьба носит на себе все признаки действительной борьбы, фактического состязания двух, независимых друг от друга, враждующих воль.

Хотя самый процесс игры, складывающийся из разрешения целого ряда чисто-мыслительных задач, носит как бы специфически-интеллектуальный характер, — тем не менее роль волевого начала в шахматной игре остается огромной. Здесь именно, больше чем в какой бы то ни было другой нашей творческой работе, сказывается все огромное значение волевого усилия, как регулятора не только наших действий и движения. но и нашей изобретающей, комбинирующей, испытующей, экспериментирующей мысли.

Здесь действительно могут встретиться моменты, когда «воля к победе», заставляет нашу мысль доходить до сверхъестественного напряжения, далеко превосходящего границы нормального и допустимого, и эти-то именно моменты и являются причиною столь часто постигающих шахматистов душевных катастроф. Здесь в чисто-психической сфере происходит совершенно то же, что происходит с нашим физическим организмом при всякой превосходящей наши силы физической борьбе: как физический организм победителя в спортивных состязаниях может быть поражен во всех основных своих жизненных функциях, разбит, так и интеллект шахматиста подвергается опасности дезорганизации и разрушения.

Вот почему наша «психограмма шахматиста» говорит не вообще о необходимости сильной воли для шахматиста, но о необходимости дисциплинированной воли, желая подчеркнуть тем чрезвычайную необходимость умелого расчета своих сил, своевременной предосторожности от перенасилывания мысли.

Философски глубокий, в сущности говоря, победоносный, хотя и непонятый шахматистами, отказ гениальнейшего шахматиста нового времени Э. Ласкера от продления объективно-неудачного для него матча с Капабланкою должен послужить на многие годы героическим примером для подражания всем шахматистам вообще и мастерам в особенности.

Однако, если воля проявляется в этой игре исключительно, как воля к победе, то, наоборот, субъективные эмоции играют совершенно другую роль и совершенно иначе себя проявляют.

Шахматная игра отличается исключительно богатой, обостренной эмоциональностью. Ни в одной другой игре эмоции не проявляют себя с такой яркостью и остротой, потому, что во всех прочих играх, мы всегда имеем возможность, в случае поражения, апеллировать к более высокому критерию оценки, перед лицом которого понесенное нами поражение сравнительно неважно, второстепенно, малозначительно.

Много ли обидного в том, что я — не первый силач в состязаниях по тяжелой атлетике? Разумеется, ничего больше, кроме отсутствия приза — и только. Много ли обидного в том, что меня поколотили в боксе или перегнали в беге? Разумеется — небольше, чем сколько заключается этой обиды в наличности не самых крепких кулаков и не самых быстрых ног. Что особенно обидного для меня в том, что я плохой стрелок, плохой наездник, даже плохой музыкант, художник или поэт — если я могу быть умным человеком, мыслителем, теоретиком, человеком глубоких познаний и прочее и прочее?

В этом-то именно и заключается зерно скрывающейся здесь трагедии. На основе глубочайшего биологического закона эволюции, поставившего разум на последнюю и высочайшую степень достижений всего живого на земле, — этот разум является для нас послед ней и высочайшей апелляционной инстанцией.

Что же дают шахматы?

Они дают объективную меру нашего разума, они лишают нас возможности и права апеллировать к чему-либо еще более высокому и авторитетному. Они, в случае поражения, разрушают нашу последнюю надежду на самооправдание, повергая нас в подлинно-трагическое состояние. На этой-то именно, глубоко интеллектуальной на первый взгляд, почве и возникает глубочайшая, как это ни странно, исключительно обостренная эмоциональность всей игры.

Всякий отдельный ход, наш или противника, поскольку он приближает нас к победе или поражению, вызывает в нас целую симфонию то более, то менее сильных и острых эмоциональных переживаний. Эти эмоции не имеют никакого непосредственного отношения к процессу самой игры, даже, наоборот, они почти всегда без исключения явным образом вредят ей, осложняя своими волнениями и без того трудное положение нашего разума и нашей воли. И тем не менее, они всегда и неизбежно встают при каждом шаге игры, поднимаясь в острые, драматические моменты до подлинно патетической силы.

Результаты произведенных нами экспериментов заставляют признать, что здесь играет существенную роль еще и другой момент в психо-механике шахматиста, столь ярко вскрытый нашими экспериментами, именно то, что мы назвали предметным характером мышления шахматистов.

Эта предметность мышления, наряду с объективно-состязательным характером самой игры (два независимых друг для друга нераспознанных противника) и наряду с этим «испытанием разума», — дает еще одно сильнейшее основание к тому, чтобы поставить психо-технику шахматиста в условия не только реальной борьбы и войны, но притом еще и борьбы, носящей катастрофический, трагический характер, борьбы, стоящей на границе человеческих сил.

Шахматы есть, таким образом, не просто интеллектуальная игра, но интеллектуальная игра, имеющая объективно-предметную природу и облеченная в психическое одеяние подлинных настроений и переживаний, свойственных уже не игре, как таковой, но реальному состязанию, фактической борьбе и войне и притом еще в осложненной, драматической форме.

Это борьба, однако, в некоторой изолированной, не сливающейся и не соприкасающейся с жизнью сфере, и эта именно изоляция все же сохраняет за нею, несмотря на драматизм и обостренность, подлинные черты искусства и вдохновения.

Однако, исследование всякого сложного явления только тогда получает окончательное завершение, когда все отдельные выводы работы, — выясняющие составные элементы изучаемого предмета, их природу и взаимную связь, — найдут свое выражение в общей формуле, охватывающей своеобразие явления в целом. Не всегда можно дать точное определение. Чем сложнее явление, чем полнее и глубже отражаются в нем основные законы жизни, — тем труднее уложить его в рамки определенных понятий, подчинить законам формальной логики. Определение всегда будет ограничением (determinatio-negatio).

Отсюда возникает потребность в таких терминах и таких формах мышления, которые соответствовали бы сложности и подвижности свойств и проявлений действительности. Вместо застывших и сковывающих формул выдвигается описание, как более гибкое, способное охватить разнообразие и изменчивость. Но и описание может разъединить моменты единого целого. Для истинного знания необходимо восстановление конкретной полноты, целостности изучаемого предмета. Если не точная формула, то полное живого смысла слово, — слово, как символ, — может выразить природу и самую суть предмета.

Шахматная философия.

Само это словосочетание звучит интригующе. Особенно потому, что она сегодня существует неавторитетно и внесистемно. Показательно, как о понятии шахматной философии вспоминает опытнейший шахматист и тренер И. Зайцев, который перед матчем Каспаров-Крамник в Лондоне так написал о Каспарове: «На стороне многократного чемпиона мира, помимо входящих в его актив громадных знаний, богатейшего опыта и фантастических комбинационных способностей, есть, как я предполагаю, еще одна составляющая, о существовании которой большинство шахматистов, возможно, даже и не подозревает. (Интересно, интересно! - СА). Говоря это, я имею в виду законченную философскую концепцию, позволяющую осуществить переход от искусства игры в шахматы к шахматному искусству. (Мутная формулировка – подождем объяснений! – СА). Но ни сам Каспаров, ни кто-либо другой никогда не сообщали мне ничего утвердительного о наличии такой системы взглядов.

Однако, имеющие уши, да слышат! За отдельными неожиданными репризами и рассуждениями самого общего порядка, проскальзывающими в комментариях Каспарова, несомненно, угадываются контуры философской платформы. Чтобы не быть голословным, приведу небольшое высказывание, несколько лет тому назад вычитанное мною у Каспарова, которое звучит примерно так: в основании любой дебютной системы лежит маленький тактический нюанс (иными словами – «с голубого ручейка начинается река»). За меткость этой формулировки я бы мог поручиться всей своей многолетней деятельностью аналитика».

И на этом все. Гора родила мышь – наличие законченной философской платформы доказывается одним частным высказыванием, и попытка собрать материал, документирующий «контуры», даже не сделана. Но спасибо Зайцеву хотя бы за моментальный снимок ситуации. Он отметил, что многие шахматисты не подозревают о наличии шахматной философии (или о ее разделе о переходе «от искусства игры в шахматы к шахматному искусству»).

Однако, в сторону тавтологический переход! Пусть сейчас шахматная философия нечто скрытое. Она все равно нужна растущему шахматисту, который нуждается в ориентирах и находит их, где придется. Пусть зрелый игрок почти не пытается обобщать. Допускаю, что профессионалу кажется стыдным рассуждать об абстрактных вещах. Есть конкретные варианты и позиции, а любое обобщение – риск отрыва от прочной почвы.

Когда шахматист пытается формулировать и абстрагировать, то много слов не соберет. Есть несколько формул великих об игре – Ботвинник любил повторять за Капабланкой «нужно всегда играть по позиции», Алехин говорил, что на каждом ходу нужно заставлять противника играть своей головой, Таль сходным образом советовал дать возможность противнику ошибиться (на то он и был великий счетчик). Ясные истины, которые забываются раньше всего и поэтому их следует повторять.

Сложнее парадоксальное высказывание Петросяна, который сказал, что позиционный перевес доказывается тактическим ударом - в его афоризме обобщается реальный опыт. Поразительно высказался об оценке сицилианки С.Долматов – он как-то сказал, что если снять все фигуры, то получившаяся пешечная структура лучше у черных и почти все сицилианские эндшпили поэтому должны быть с перевесом у черных.

Есть еще какие-то неавторизованные афоризмы типа «пешки назад не ходят» и советы вроде «меняй все активные фигуры противника». Маловато, очень частно, без попыток дальнейшего обобщения, хотя действительно имеет отношение к шахматам.

Существенная часть шахматной философии погружена в позиционное учение – от Филидора и Стейница до Рети и Нимцовича. Общие принципы игры здесь приспособлены к примерам, но перешагивают их. Правда, в этой связке можно увидеть действительное философское противоречие. Не каждый принцип может быть обобщен без ограничения. Принципы предполагают классификацию позиций и привязку к определенным структурам. Поэтому Филидор оказывается вдруг крупнейшим гением – он понял один из главных мотивов классификации позиций – пешечную структуру. Так его и охарактеризовал Бент Ларсен: «Самый великий в истории шахмат - безо всяких сомнений Филидор. В конце XVII века он сформулировал принципы, которыми мы пользуемся до сих пор. Кажется, никто так не опережал время!»

Итак, выбор примеров из собственной практики может, например, поставить под сомнение универсальность учения Нимцовича. Он был очень оригинальный игрок, который хорошо объяснил свой способ игры и свое видение шахмат. Его термины вошли в обиход. Но их применимость натыкается на свои ограничения, которые уже не так систематизированы.

Ну, и потом многие великие шахматисты не были такими хорошими писателями, как Нимцович. Потенциально они могли бы сформулировать правила игры для себя, для своих любимых позиций, но не сделали этого. На счастье, есть их партии и передача идей возможна невербальным (несловесным) путем. Великие часто вспоминают, что чьи-то партии определили их отношение к игре – Карпов поминает Капабланку, Полгар – Кереса, Крамник – Карпова. Примеров могло бы быть невероятно много, можно было бы построить настоящие генеалогические дерева преемственности.

Рети вспоминает, как Капабланка поразил его, не сделав в одной их консультационной партии очевидный развивающий ход, а сыграл конкретно на вариант и получил перевес. Из этого впечатления, кажется, и возник гипермодернизм, как игры не для абстрактного развития, а игры «под идею». Рети вербализировал Капабланку.

Кто вербализирует современную игру, кто опишет ее словами? Я бы сказал, что это происходит непрерывно, но никто не систематизирует результатов.

Современная шахматная философия проявляется в комментариях к партиям, в разговорах профессионалов о шахматах, в наставлениях тренеров, в общих рассуждениях, в которые пускаются интервьюируемые шахматисты (те «неожиданные репризы», которые поминал Зайцев, как раз об этом). Нет только обобщения.

Ведь часть шахматной философии по аналогии с другими профессиональными системами – это правила приспособления общего поведения к ситуациям игры и наблюдения за особенностями шахмат, чем шахматисты занимаются постоянно.

Настоящая философия должна учить о мире и о его лицах, таких, как явления, события, и люди, их близости и разности, давать представление о целях человеческого существования. Как предел, она призвана давать систему взглядов и руководство к правильному поведению человека в мире. Шахматная философия делает то же самое на уровне частных высказываний, но только никак не создаст ни одной системы.

Все, кто чего-то добился в шахматах, говорят об отношении к игре, о своем понимании шахмат, формулируют правила поведения, вырабатывают соображения разного порядка обо всем в шахматах и рядом с ними. Но нет общих классификаций, нет иерархии, нет разделения, нет даже рубрик. Гомон слитых голосов, характерный для шахматной прессы, отчасти даже симпатичен. Но он хоронит множество отличных мыслей, интересных соображений, красивых идей, броских биографических деталей. Когда-то, когда число шахматных героев ограничивалось двумя десятками, все, казалось, было на виду, во всяком случае, каждая яркая подробность тиражировалась журналистами бесконечно. Теперь почти ничего не повторяется и просто валится в архивы.

Поставить за цель ввести рубрики тем в шахматное многоголосье и отчасти наполнить их высказываниями было бы вполне доступно. Как это выглядело бы, я попытаюсь представить далее.

Что даст коллекция цитат?

Откровения о шахматах.

Яан Эльвест

«Шахматы – очень напряженное состязание, они пропитывают тебя».

Бент Ларсен

«Я всегда верил, что дух в шахматах должен возобладать над материей... Но, чтобы играть как Таль, нужно иметь очень много энергии!»

«В шахматах нет ярко выраженного критерия "правильности" - они многообразны».

Ориентиры роста.

Лайош Портиш

«Мне кажется, я поздно начал заниматься шахматами – в 12 лет. В этот момент многие навыки, которые могли бы усвоиться на уровне инстинктов, если начинаешь играть лет в пять-шесть, в основном приходится в себе воспитывать – и это может сказаться когда-то в дальнейшем...»

Бент Ларсен

«Я типичный self-mader. У меня не было наставника, не могу сказать, что я особенно зачитывался шахматными книгами. За исключением книг Нимцовича, не могу назвать никого, кто произвел на меня особенное впечатление... Я просто много работал над шахматами».

«Все приходит с опытом... Понимание собственной силы и собственной слабости - в какой-то момент ты начинаешь лучше понимать себя, и происходит качественный скачок... Мне было удобно, что, играя, может быть не в самых сильных турнирах, я имел широкое поле для экспериментов с собственным стилем. В тот момент я мог провести разные турниры в совершенно непохожей манере. Я становился опытней, мой кругозор расширялся - главное, я не боялся ошибок и не жалел времени на их исправление. Воспитывал я и бойцовские качества...»

Сергей Рублевский.

«Ты довольно быстро вырвался на приличный уровень – тебе кто-то помогал, занимался с тобой?

– В основном сказались занятия в «школе Панченко» – фактически там я сложился как шахматист. Попал туда, когда мне "стукнуло" 10 лет. Хорошо, что занятия проходили в Челябинске, куда я и так часто ездил на соревнования... Потом, когда я уже стал мотаться по разным юношеским турнирам, тоже контактировал с Панченко».

«Занятия в «школе Каспарова» просто поставили точку в моем формировании как шахматиста. Меня, так сказать, запустили на орбиту!»

Павел Коцур.

«У меня ведь нет той школы, что получили ученики Панченко, Дворецкого, Смыслова, Каспарова, наконец… Это заметно: люди играют по схемам, которые им преподали еще в детстве. Откуда у меня взяться таким красивым трафаретам? И некоторые партии я действительно провожу, чего-то недопонимая. Но все это компенсируется, скажем так, большим количеством собственных идей! Например, у меня до сих пор хромает техника эндшпиля: вспомнить, как я сам постигал все это по книжкам… Конечно, ты лучше будешь понимать тот или иной тип позиций, если тебе вначале все "разжуют", покажут механизм, и ты на полученном базисе будешь уже возводить свою надстройку! Причем, покажут не какую-нибудь элементарщину, а именно сложную позицию: к чему надо стремиться, какие размены выгодны, в каких позициях слон сильнее коня и наоборот, что делать вообще…

Яан Эльвест

«Просто часто шахматисту бывает трудно одному разобраться в самом себе... Чтобы наметился сдвиг в игре и настроении, тебе нужен очень умный помощник (таковым, например, был Юрков для Соколова). В тот момент помочь мне оказалось некому. И неожиданно выяснилось, что я уже не такой молодой, что рейтинг у меня не такой высокий, и что в гроссмейстере Эльвесте не так сильно нуждаются устроители крупных турниров... В такой ситуации у меня оставался фактически один путь назад – доказывать свою состоятельность среди "простых смертных". Сейчас даже иногда жалею, что не подался тогда в коммерцию – трудно было себе представить, что жизнь шахматного профессионала так сильно изменится.»

Работа

Сергей Рублевский

«Для меня шахматы всегда были интересным занятием. Мне доставляло удовольствие играть, заниматься. Неудивительно поэтому, что они стали моей профессией».

«Когда всем доволен, всё хорошо, нет стимула для совершенствования. Вот когда видишь свои недостатки, то пытаешься работать, устранить их – и таким образом прогрессируешь. Причем шахматы - настолько сложная игра, что прогрессировать можно практически до бесконечности».

Павел Коцур

«Очень многое в шахматах мне недодали, и приходится извлекать эти крупицы знания самому: из общения, из анализа собственных ошибок. Есть много грамотных шахматистов, которые все расставят так, как надо – в этом мне трудно с ними спорить. Но по напору и, может быть, творчеству им до меня далеко! А недооценка? Каждый считает, что играет не слабее меня, – быть может, он и правильно считает, но на данном этапе я сильнее».

«Я чувствую, что в последнее время стал спокойнее! У меня в душе царит равновесие, даже появилось желание заниматься шахматами – в принципе. Два года назад я просто приезжал на турнир поиграть, пообщаться и проверить себя на гроссмейстерском уровне. А сейчас мне просто хочется работать. Прошел тот период, когда я "болтался на турнире, и, возвратившись с очередных ночных бдений, с несвежей головой садился за доску…"

Я, шахматист.

Бент Ларсен

«Часто во мне сходились совершенно противоположные качества: представьте, иногда в начале карьеры, перед партией мне приходилось делать выбор между королевским гамбитом и каталонским началом! Небо и земля... Это я "научился" у того же Нимцовича, когда его игра выглядела то слишком простой, то слишком сложной - ведь главное смысл ваших ходов заключается в том, чтобы соперник не смог разгадать ваш замысел!»

Сергей Рублевский.

«Я не увлекаюсь самокопанием, грезами о будущем. У меня одна задача: прогрессировать, играть сильнее, чем раньше. Пока получается – медленно, но верно расту».

«Мне нравится борьба! Сам дух ее, процесс доставляет мне большое удовольствие. Хотя, наверное, «борьба» – это нечетко сказано... Поединок! Вот что меня действительно привлекает! Вот сидят два человека, и каждый хочет победить – порой мне это гораздо интересней, чем положение в турнире, количество очков. Я играю против тебя, ты играешь против меня. Всё! Я не ставлю цели стать чемпионом мира, заработать кучу «бабок» – я играю, и это мне доставляет удовольствие… Пока, к счастью, мне нравится просто играть. Это хорошо: я знаю многих шахматистов, которые с удовольствием давно бы всё это бросили, да ничего толком делать больше не умеют!»

Павел Коцур

«У меня всегда так: либо всё, либо ничего! Нет той плотности, которая отличает шахматистов типа Яндемирова: он ни одной не проиграет, парочку выиграет - и порядок. Мне же надо обязательно проиграть, чтобы потом выигрывать.»

« Почти все позиции я пытаюсь играть на победу. Даже понимая, что надо предложить ничью или уже самому ее делать, – все равно подспудно думаю, что или соперник ошибется, или айду в позиции какую-то гениальную идею и выиграю!»

«Да просто я не боюсь никого! Но воли тут никакой особой нет. Воля – это когда человек задался целью и на воле всё выигрывает или ничего не проигрывает!»

«Я стремлюсь к повышению результатов. А стабильность? Как правило, после очередного кризиса планка для меня поднимается. Я не собираюсь постоянно играть в одну силу – это мне противопоказано: я начинаю успокаиваться, и сила игры падает. То есть остается прежней, но... падает».

Сергей Волков

«Я достаточно много работаю в последнее время, но… как давным-давно сказал мне один гроссмейстер: «Исправить свои недостатки очень тяжело, прогрессировать можно только, если научиться использовать свои достоинства!» За счет этого действительно многого можно достичь. Стараюсь использовать свои лучшие стороны: у меня получаются, может быть, не очень выразительные партии, но такая игра мне больше подходит по духу. Я не люблю перегибать палку, бросаться в какие-то тактические осложнения…»

Яан Эльвест

« Грубо говоря, я отношусь уже к другому поколению шахматистов, чем те же Крамник или Топалов. Конечно, я не считаю себя стариком, но возраст все-таки накладывает свой отпечаток на мое отношение к шахматам. У меня есть и свои преимущества – да я старше, но потому и партий сыграл побольше, сильных турниров у меня, наверное, больше было, опыт богаче. Правда в наигранности я им уступаю, тактика может подвести... Зато в классических шахматах я им точно не уступлю. В них необходимо показать выдержку, глубину. Мне предлагают тактику усложнений, тянут на многоходовые домашние варианты – я же стремлюсь поддерживать неопределенность на доске как можно дольше, чтобы они играли "своим умом". Применяю немодные системы, например. Вот ферзевый гамбит считают скучным дебютом, молодые не хотят играть его черными. С другой стороны, легко понять, что против гроссмейстера экстра-класса любой дебют черными – это испытание. Я отнесся к этому вопросу по философски: пускай меня атакуют, в конечном итоге я мало, чем рискую, но в классических началах легко зарваться. И тогда...»

«Собственный стиль... Не могу назвать себя ярко выраженным тактиком или стратегом, скорее проявляется некий симбиоз направлений. На стиль слишком многое накладывает отпечаток: постоянное общение с тренерами, помощниками, изучение дебютной теории, в некотором роде размышление над игрой соперников. Принято считать, стиль – это человек. По крайней мере, ко мне это определение не имеет никакого отношения. Случаются труднообъяснимые "вывороты". Иногда мой стиль самому кажется непонятным. Как будто играл другой человек. Когда случались срывы, недоумевал: "как можно так играть?", "как можно допускать такие ошибки?". Очень важно контролировать самого себя»

Другие.

Павел Коцур « Я сильно чувствую людей, которые мне завидуют, желают неудач. Зато другие, которые относятся ко мне нейтрально или даже радуются моим успехам, вселяют уверенность и заставляют тянуться к новым вершинам. А вот "черную зависть" я ненавижу, – начинаю дергаться, нервничать, и у меня ничего не получается. Особенно раздражают бессмысленные разговоры о том, что я, дескать, обязан выиграть какой-то очередной турнир, что, мол, нет конкурентов и т.д. – если ты не побеждаешь, все твои предыдущие победы как бы автоматом заносятся в категорию случайных.»

Штрих-портреты соперников.

Яан Эльвест

«Я сейчас смотрю на новых шахматистов несколько скептически: вот, Юдит Полгар – она не может обыгрывать слабых шахматистов, потому что подготовлена лишь к игре с супергроссмейстерами».

Бент Ларсен

«Ближе всего мне был Петросян. Наверное, потому что у нас с ним была одна основа: "Моя система" Нимцовича". Мы с ним, что называется, "братья по крови". Но у нас, как я замечал, было совершенно разное чувство позиции... и чувство опасности. Петросян не проиграл столько партий, сколько я - с другой стороны, я выигрывал гораздо чаще него».

«Конечно, самым большим феноменом моей шахматной молодости был Таль! Но я, к счастью, никогда не пытался играть в его стиле, - мне просто нравилось наблюдать за его игрой, видеть, как рождаются его гениальные планы, идеи, комбинации... Я никогда не жаловался на скорость и глубину расчета, но делать это с такой фантастической быстротой, как он, по-моему, не было дано никому. И потом, Таль обладал редким бесстрашием, никто ни до, ни после него не провел такого числа некорректных комбинаций! Он же просто сокрушал своих соперников...»

Поражения и победы.

Сергей Рублевский.

«В целом я не сильно отличаюсь от большинства шахматистов, живущих по формуле: проиграл – не фарт, выиграл – класс!»

Что происходит в шахматах.

Яан Эльвест

«Шахматы в начале 90-х годов стали стремительно развиваться – виновниками" были Карпов с Каспаровым, сделавшие дебют главной ударной силой. Я же "зевнул" этот момент. До этого я был своеобразным "последователем" Карпова, переносил основную тяжесть борьбы на миттельшпиль и эндшпиль. И вдруг получилось, что я оказался совершенно неподготовлен вести полноценную борьбу. Кстати, нечто подобное случилось с Юсуповым и некоторыми другими гроссмейстерами»

«В конце концов, главная цель каждого гроссмейстера – выйти в претенденты, попасть в историю. Это ни для кого не секрет... Для профессионального шахматиста быть счастливым – значит находиться где-то в шестерке мира. С этой точки зрения, я не достиг удовлетворения. Недостатки есть и будут в будущем. Даже если внутренне настраиваешься на хороший результат, безошибочной игры достигнуть вряд ли удастся... Карьера шахматиста очень опасная "штука". Тем более сейчас, когда недостаточно быть просто гроссмейстером, необходимо быть супергроссмейстером. В свое время государство поддерживало сильнейших шахматистов стипендиями, тренерами, возможностью сборов... Не думаю, что сегодня быть гроссмейстером – большое счастье. Спорт очень жесток, а сегодняшние шахматы я отношу именно к спорту. Единственное, что нас всех по настоящему поддерживает, так только то, что мы все эту игру действительно любим».

«Железный друг»

Ясер Сейраван

«Гарри Каспарову пришла на ум совершенно чудовищная идея, получившая название “продвинутые шахматы”. Суть в том, что человек, объединяясь с компьютером в едином игровом процессе, становится шахматным поводырем этого компьютера. По-моему, идея ужасна.»

Бент Ларсен

« Что меня раздражает в последнее время, так это матчи Каспарова с компьютером. И совсем ненормальным мне кажутся игры в advanced-chess! Неужели они не понимают, что это путь в никуда. Они разрушают мистическую оболочку шахмат: теперь никто не будет смотреть на шахматы как на искусство, из них выветривается дух... Больно видеть, что их уничтожает именно чемпион мира.»

Лайош Портиш

«Шахматы в последние годы сильно меняются – мне не очень нравятся процессы, что происходят в шахматном мире, в особенности вызывает опасение повсеместное внедрение компьютеров... Я понимаю, когда их используют в качестве хранителя информации: когда вместо прежнего многочасового поиска вам нужны считанные секунды, но когда компьютер начинает играть, анализировать, чуть ли не советовать шахматистам, что им делать в той или иной ситуации!.. Например, шоу под названием advanced chess с моей точки зрения является просто оскорблением человеческого интеллекта... Это перебор»

«Я просто думаю, что компьютер убивает шахматы. Скоро или нет, но неизбежно! Если компьютеры уже сегодня играют такую большую роль в шахматном мире, что же будет дальше?! Это как допинг, который дают шахматистам перед игрой... Вы видели когда-нибудь, чтобы боксеры или бегуны у всех на глазах, не стесняясь, глотали допинг? Я всегда считал шахматы искусством, а теперь и не знаю, чем их назвать».

Властимил Горт.

«К сожалению, сегодняшние шахматисты уничтожают шахматы… Они забывают, что шахматы – это прежде всего игра человека против человека, борьба интеллектов... А они все утонули в бесконечных компьютерных анализах. Я могу назвать много гроссмейстеров которые считают, что своими "исследованиями" двигают шахматы вперед, а на самом деле они просто убивают их. Уничтожают радость шахматного общения!»

(Нужна ли шахматам философия?)

. Одни за это шахматы любят, другие по той же причине осуждают. Первых, разумеется, несравненно больше, чем вторых. Имидж самой интеллектуальной из игр надежно защищает шахматы от критики. Кто же хочет прослыть ограниченным человеком, не ценящим интеллект? Говорить о шахматах как о никчемном занятии считается дурным тоном. Находятся, однако, “смельчаки”, не боящиеся сказать “правду”: король-то голый. Э. По: “Представление о шахматах, как об игре, исключительно полезной для ума, основано на недоразумении.”
Дени Дидро: «Можно быть глупым человеком и в то же время сильным шахматистом».

“Победитель всегда прав” . Пишущие о шахматах часто цитируют Ласкера:"На шахматной доске нет места лжи и лицемерию. Красота шахматной комбинации в том, что она всегда правдива. Беспощадная правда, выраженная в шахматах, ест глаза лицемеру". Но никто еще, как будто, не объяснил, что такое правда в шахматах и в чем она конкретно проявляется. Даже Ботвинник считал, что шахматы - это всего лишь условная схема. Какая же правда может быть в “условной схеме, имеющей мало общего с реальной действительностью”?
Предположим, что истина в шахматах выражается в правильных (аналитически сильнейших) ходах. Тогда выходит, что старик Легаль, побивший конем пешку на е5 в 1787 году и тем самым навеки вошедший в историю шахмат, достоин только осуждения

Легаль - Сен-Бри, 1787


5. Nxe5 Bxd1 (Какие знаки следует поставить к этим ходам?!)6. Bxf7+ Ke7 7. Nd5#

Современные компьютерные программы опровергают комбинации старых мастеров. Однако без этих комбинаций шахматисты и не достигли бы современного уровня игры. Причем же здесь лицемерие? Как вспоминал И.Майзелис, Ласкер любил рассказывать следующий анекдот.

«Врач признал больного неизлечимым, и тот обратился к другому врачу, который поставил его на ноги. Полгода спустя пациент встречает своего первого врача. Врач обрадован и удивлен: «Как, Вы еще живы? Кто же лечил вас?» — «Доктор Шмидт». — «Так я и думал! Эдакий халтурщик! — говорит врач.— При правильном лечении вас ничто не спасло бы!» — Вы понимаете? — добавлял, смеясь, Ласкер. — При правильных, рутинных продолжениях спасения нет. Значит, надо играть «неправильно»!”

Победитель всегда прав? Есть борьба идей и есть борьба людей . И в шахматах, как и в жизни, они не всегда совпадают.

“Главное в шахматах - состязание умов” . Унизить другого человека исключительно ради того, чтобы продемонстрировать превосходство своего интеллекта - хорошо ли это? Немецкий журналист Йозеф фон Вестфален убежден, что это отвратительно.

«<…> В намерения шахматной игры не входит ничего иного, кроме уничтожения противника. Она немилосердно исключает возможность счастливой случайности, иногда помогающей тебе в жизни. Здесь помогают только ошибки противника. Это - игра без пощады, без обаяния, без шутки. Игра для офицерского казино.
<…> Самые красивые фигуры из слоновой кости и самые замысловатые ходы не могут заслонить того, что шахматы - жестокая игра в убийство, аристократический предшественник компьютерных видео-игр, в которых подростки, вперившись взглядом в экран, изничтожают всевозможных врагов. Связь между шахматами и компьютером вообще неслучайна. Ведь оглупленная логика шахмат, подразумевающая только победу и постоянное недопущение каких бы то ни было ошибок, не отличается от вдолбленного в голову компьютерного образа мышления. Поэтому шахматный компьютер в последнее время превратился в спутника тренировок страстного шахматиста. Мыслитель и стратег теперь на шахматной доске может показать машине, кто из них лучше.

<…> Люди напрягают мозги исключительно для того, чтобы как можно скорей уничтожить противника, и считаются победителем партии даже тогда, когда собственное войско почти целиком полегло. Защищать следует одного лишь короля, этого неповоротливого монстра.
Будь то на траве, на гаревой дорожке или же на шахматной доске - спорт всегда убийство. В тщеславной потребности померяться силами есть что-то тупоумное. И мне милее любой игрок в покер, играющий краплеными картами с ничего не подозревающим противником, любой разозленный участник настольной игры "Не злись, человек!", чем псевдологик за шахматной доской, предающийся этой якобы демократической игре, в которой университетский профессор философии с автомехаником, а пастор с бургомистром оттачивают свое абстрактное мышление по части уничтожения.

Чёрт побери, разве логика существует только для того, чтобы без слов уничтожать друг дружку? (выделено мной - Л. Б). Женщины знают, почему они избегают эту насквозь мужскую игру, - если не учитывать исключений, <…> красавиц с длинными ресницами, которым надо доказать себе и шахматному миру, что и с привлекательной внешностью можно быть умной. Только вот быть чемпионом по шахматам - совсем неумно. Более того, это подло. А у подлости, как известно, нередко бывают хорошенькие глазки.
Я мужественно выкрикиваю в лицо сотням шахматных клубов всех стран, крупным и мелким гроссмейстерам и чемпионам, профессионалам сеансов одновременной игры и вундеркиндам всех возрастных категорий: «Шахматы - это слабоумие, компьютерная логика, пустая трата времени. Шахматы разрушают мышление…»
[Йозеф фон Вестфален “WARUM ICH NICHT SCHACH SPIELE” (Почему я не играю в шахматы) http://institute.nnov.ru/topic_show.pl?pid=1219 ]

“Главное в шахматах - состязание умов” Согласиться с этим утверждением - значит признать, что фон Вестфален во многом прав. А если не согласится, то надо искать другое объяснение феномену шахмат. Тогда придется обратиться к не слишком почитаемой шахматистами науке, а именно - философии. Но главное - на деле изменить отношение к шахматам! Так, чтобы они не казались (и действительно не были!) только инструментом честолюбия и всего лишь одним из видов спорта.

Л. Бабушкин

Вот и здание «Белого дома» стало площадкой спортивных баталий! Старожилы помнят, что в былые времена на его месте находился стадион. Но с тех пор, как построили новый объект, кроме импровизированных кулачных боев с участием представителей власти, каких-то проявлений спортивной закалки здесь не было. Сегодня депутат Дастан Бекешев нарушил тенденцию и организовал в парламентских стенах необычный шахматный матч, в котором сразился с чемпионкой страны Нурисой Оторбаевой. Шахматы - пожалуй, самый интеллектуальный и интеллигентный вид спорта. Именно этих качеств очень часто не хватает нашим народным избранникам.

Обычно в «Белый дом» посторонних не пускают, но в этот раз сделали исключение. Дастан Бекешев пригласил своих поклонников-активистов из социальных сетей, и те пришли за него поболеть.

С сильными шахматистами надо играть не по теории, которую они знают, а придумывать оригинальные ходы! - секретничал он. - Я думаю, мы сыграем две партии в блиц.

А классических шахмат не будет?

Это долго. Зрители ведь заскучают и заснут!

Вскоре подошла действующая чемпионка Кыргызстана среди женщин по шахматам Нуриса Оторбаева со своим тренером Исламом Байсыновым. Не так давно она играла в шахматы с заключенными, пропагандируя игру в исправительных учреждениях. Теперь вот выступит в зале заседаний парламента.

Я был инициатором постановления о популяризации шахмат в стране, предложил включить эту игру в школьную программу, - напомнил Дастан Бекешев. - Однако государственные органы в этой области ничего не делают, приходится действовать самому. Тренеры Нурисы Оторбаевой предложили нам сыграть, и я согласился. Сам играю в свободное время и в основном с компьютером. А хочется и с людьми!

Там парламентская коалиция распадается, а вы тут в шахматы играете! - заметил кто-то.

Шахматы объединяют! Если глава правительства Омурбек Бабанов, который, кстати, возглавляет Кыргызскую шахматную федерацию, предложит депутатам сыграть матч, думаю, это пойдет нам на пользу.

Нуриса Оторбаева, разволновавшись из-за внимания прессы, похвалила Дастана Бекешева и назвала его лучшим шахматистом страны.

Поставили им особую шахматную доску с дырочками и рельефными фигурами. Незрячему человеку играть в шахматы очень непросто, ведь надо не только запоминать собственные ходы, но и следить за противником, распознать его тактику. Такие игроки заслуживают истинного уважения. Обменялись соперники пешками, и пошло-поехало.

А поедет ли Нуриса на Всемирную шахматную Олимпиаду, стартующую на днях в Турции? - спросил я у Ислама Байсынова.

Очень бы хотелось, но у нее проблемы со здоровьем, - сказал тот. - Встречу с Дастаном Бекешевым мы планировали давно, потому и приехали. По окончании игры отправимся в больницу.

Несмотря на недуг, Нуриса Оторбаева держалась молодцом и играла очень внимательно. Минут через 15 после начала первой партии Дастан Бекешев, игравший белыми, допустил ошибку, и был наказан потерей важной фигуры.

«Лошадью ходи!» - хотел было сказать я, но отчего-то промолчал. Возможно, оттого, что не играл со времен начальной школы и слегка подрастерял навыки. Да и репутация у лошади в нашей стране нынче подмочена...

Оставшись без подсказки, Дастан Бекешев сделал еще пару ходов и после напряженных раздумий сдался.

В жизни всякое бывает, тем она и интересна! - философски изрек он, расставляя фигуры для новой партии.

Во второй партии депутат действовал внимательнее и заслужил ничью. Тотализатор на результат этого противостояния ставки не принимал, но я предвидел такой исход. В решающий момент победила дружба.

Видно, что Дастан Бекешев серьезно занимается шахматами! - заметил Ислам Байсынов. - В начале первой партии у него было солидное преимущество.

Я доволен! - сказал депутат. - В будущем хочу устроить несколько турниров, на которых мои коллеги смогли бы сыграть с отечественными шахматистами.

Спортсмены вручили ему медаль за вклад в развитие шахмат. Польщенный депутат обещал продолжить поддержку славной игры в республике. Хочется, чтобы это обещание народного избранника было выполнено.

Включайся в дискуссию
Читайте также
Разработчики сообщили, когда выйдет третий сезон игры по «Ходячим мертвецам
Изменения ветки советских ст
Тревор Филлипс — лучший протагонист GTA V?